Она легко высвободилась и взяла в ладони его лицо.
— Это невозможно, мой поручик, — сказала она, глядя Лукашу в глаза.
— Что… невозможно? — спросил он ошеломленно, чувствуя, как у него слабеют ноги.
— Невозможно… снять меня с коня.
От удивления он отступил на две ступеньки вверх. Конь поднялся с колен — невыразимо великолепная и прекрасная статуя над ночным городом.
— Но это… это неправда, — еле выговорил Лукаш Это правда, тут же сказал он себе: отсюда и грациозность коня, и столь прекрасная выездка, — все это не конь, это она сама, нежность и грация… ужас во плоти.
Наталья вынула из рукава хлыстик, играла им.
— У тебя… у тебя нет ног? — спросил он. Шагнул к ней, но его рука застыла в воздухе — не смог пересилить себя и дотронуться до коня или девушки.
— Нет. А впрочем, как посмотреть. Есть целых четыре, — сказала Наталья, и конь тут же переступил правой передней, потом левой. — Не бойся. Ничего тут нет загадочного. И никакой я не монстр. Всего-навсего неудачный эксперимент профессора Эванса.
Лукаш опустился на холодную ступеньку:
— Как же это?
— Вот так… — пожала плечами Наталья. — Мне пора.
Он встал. Осторожно прикоснулся к ее плечу:
— Нет, Наталья, ты шутишь…
— Ничуть. Все так и есть.
— А если тебе как-то помочь? Неужели нельзя…
— Нельзя, — она повернула коня — нет, грациозно повернулась сама и стала спускаться по лестнице. Остановилась, обернулась к нему:
— Приходите на представление. И не нужно грустить.
— Наталья, — сказал он.
Она остановилась, ослепительная, очаровательная в своем пышном платье, соединявшем ее с конем, и все это было сумасшествием, все происходящее.
— Всего хорошего, поручик! — сказала она и унеслась галопом
Лукаш стоял как громом пораженный, а потом кое-что припомнил, вновь встали перед глазами эти необычайно умные, чересчур уж умные собаки.